Всегда завидовала людям, умеющим красиво рисовать, писать, рассказывать. Восхищалась и завидовала...
"Впрочем, не нам судить — что, и как, и кому засчитывают там, в небесной канцелярии...
Вот, пожилой немец Готлиб фон Мюнц...Его мать, урожденная баронесса, после прихода Гитлера к власти в знак протеста приняла иудаизм, затем своим порядком попала в концлагерь и погибла. Мальчик успел спастись, его где-то спрятали родственники. Переживший смерть матери, потрясенный ее судьбой, он уехал в Израиль и всю жизнь прожил здесь, подрабатывая рисунками в газетах, какими-то карикатурами.
С расцветом эпохи компьютеров он, немолодой уже человек, осилил все премудрости компьютерной графики и подвизается на книгоиздательской ниве. Когда очередной работодатель разоряется, его нанимает следующий авантюрный еврей — продавец воздуха (поскольку многие из них — русские евреи, он выучил русский язык), и вновь он сидит и верстает страницы русских газетенок в программе "кварк", или еще какой-то там программе — пожилой немец, барон фон Мюнц, гражданин государства Израиль, старожил Иерусалима, сдержанный негромкий человек..
И другая судьба: девушка, француженка, родилась в истово католической семье, воспитывалась в бенедектинском монастыре, затем окончила школу медсестер и уехала в Африку с миссионерскими целями. Быт там своеобразный, особой библиотеки взять было неоткуда, по ночам донимали москиты...Она пристрастилась читать Библию. И в процессе этих ежедневных, вернее еженощных, чтений открыла для себя экзальтированная девица, что еврейская религия — основа основ, самая естественная, самая доподлинная вера и есть.
Она приехала в Иерусалим, вышла замуж за польского еврея и прожила здесь всю жизнь, буквально: дала себе обет, что никогда! никогда! не покинет Иерусалима.
Она ни разу из него и не уезжала...Муж, известный в Польше архитектор, спроектировал и построил в старом городе Иерусалима причудливую трехэтажную квартиру с огромной террасой, обращенной на Западную стену.
Потом он умер, а женщина эта так и живет — удивительная пленница своей истовой веры, старая иерусалимка. Время от времени она является в министерство абсорбции, берет адрес или телефон какой-нибудь совсем новой семьи репатриантов и некоторое время опекает этих, обезумевших от собственного шага в пропасть, людей: возит их повсюду, объясняет все, рассказывает — п р и р у ч а е т к Иерусалиму, царственному дервишу, припыленному королю городов, мифу сокровенному.. А к нему ведь необходимо припасть, не глядя на мусорный бак у соседнего дома...И вот она, приемная дочь Иерусалима, понимает это, как никто другой, и поит, поит из собственных ладоней драгоценной любовью к этому городу, завороженному месту на земле, которое пребудет вечно, даже если распахать его плугом — как это уже бывало, — вечно пребудет, ибо поставлен — на скале.
Довольно часто я размышляю о возникновении феномена мифа в сознании, в чувствовании человечества. Я не имею в виду культурологический смысл этого понятия. Скорее, мистический. Знаменитые сюжеты, отдельные исторические личности, произведения искусства, города, — вне зависимости от степени известности — могут вознестись до сакральных высот мифа, или остаться в ряду накопленных человечеством земных сокровищ.
Вот, Лондон — огромный, имперской славы город. Париж — чарующий, волшебный город! Нью-Йорк — гудящий вавилон, законодатель мод...
Иерусалим — миф...
Миф сокровенный. "
Дина Рубина.
Красиво, черт побери.